В 1651 году Томас Гоббс опубликовал свой знаменитый трактат «Левиафан», в котором утверждал, что жизнь человека без государственной власти «одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна», поэтому люди должны отказаться от части своих естественных прав и поставить над собой наделённого абсолютной властью правителя, который бы обеспечил им защиту и не допустил возвращения к естественному состоянию «войны всех против всех». Современные сверхдержавы, утверждает в своей новой книге Джон Грэй, возрождают видение Гоббса в новых, гротескных формах, показывая, что, с точки зрения истории, непродолжительный расцвет рационализма и либерализма был не новой нормой, а лишь исключением из правил, после чего мир снова погрузился в пучину хаоса, насилия и абсурда.
… пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех...
… В таком состоянии нет места для трудолюбия, так как никому не гарантированы плоды его труда, и потому нет земледелия, судоходства, морской торговли, удобных зданий, нет средств движения и передвижения вещей, требующих большой силы, нет знания земной поверхности, исчисления времени, ремесла, литературы, нет общества, а, что хуже всего, есть вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна.
«Левиафан», глава 13
Государства XXI века превращаются в Левиафанов.
Философ XVII века Томас Гоббс использовал библейское чудовище из Книги Иова в качестве метафоры государства, которое одно способно обеспечить мирное сосуществование людей. Лишь предоставив государству неограниченную власть над собой, утверждал Гоббс, люди могут преодолеть естественное состояние, состояние войны всех против всех, в котором никто не может чувствовать себя в безопасности. Согласно «Левиафану», естественное состояние — это не то, что предшествовало появлению государства, а то, что возникает, когда государство распадается, и общество погружается в анархию (а это может произойти в любой момент). Лишь суверен, обладающий неограниченной властью, способен обеспечить мирную, «удобную жизнь», при которой наука, ремёсла и искусства могут развиваться.
События последующих веков, как поначалу казалось, показали, что Гоббс ошибался. Появились государства, в которых власть правителей ограничивалась законами, а граждане могли призывать правительство к ответу. В ХХ веке крах нацизма и коммунизма стал подтверждением того, что либеральное государство жизнеспособнее диктатуры. После окончания Холодной войны многие поверили, что либеральная демократия распространится по всему миру.
Сегодня государство перестало быть образованием, предоставляющим широкий набор свобод, и стало образованием, защищающим людей от опасностей. Задача государства сменилась с защиты от тирании на защиту от хаоса.
В России и Китае возникли диктатуры нового вида, отказавшиеся как от коммунизма, так и от свободного рынка. И даже в тех странах, где практикуется демократия, вмешательство государства в жизнь людей достигло масштабов, невиданных со времён Второй мировой войны.
Это не похоже на Левиафанов, описанных Гоббсом. Задачей гоббсовского Левиафана была защита граждан друг от друга и внешних врагов. Новые Левиафаны имеют куда более масштабные цели. Сегодня, в эпоху неопределённости, они берут на себя функцию обеспечения смысла жизни. Как и тоталитарные режимы ХХ века, новые Левиафаны — это инженеры душ.
Следствием стало возвращение к естественному состоянию в искусственных формах. Новые Левиафаны обещают безопасность, но создают нестабильность. Используя продовольствие и энергию в качестве оружия, Россия сеет в мире голод и нищету. Китай установил режим массовой слежки, который при помощи экспорта технологий подрывает свободу в западных странах. В самих западных странах враждующие группы стремятся захватить власть в новой войне всех против всех. Идёт постоянная борьба за контроль над мышлением и речью. По-прежнему существуют анклавы свободы, однако либеральная цивилизация, основанная на терпимости, по большей части канула в прошлое.
В школах и университетах образование служит цели привить согласие с господствующей идеологией. Искусство оценивается исходя из того, согласуется ли оно с установленной сверху повесткой. Карьеры и репутации диссидентов разрушаются. За репрессии теперь отвечает не государство. Написанием катехизисов и контролем за их соблюдением занимается гражданское общество. Библиотеки, галереи и музеи игнорируют идеи, которые считаются реакционными. Цензура осуществляется крупными технокорпорациями.
Пандемия, изменение климата и война в Европе лишь ускорили все эти процессы, которые начались — как и многие другие регрессивные тренды в истории — с триумфа противоположного тренда. Распад Советского Союза, который многие на Западе восприняли как признак торжества либеральных ценностей, стал для либерализма началом конца.
Эпитафия либерализму
Добро и зло суть имена, обозначающие наши расположения и отвращения, которые различны в зависимости от различий характера, привычек и образа мыслей людей. И разные люди различаются между собой своими суждениями не только в отношении ощущений, именно в отношении того, что приятно и что неприятно вкусу, обонянию, слуху, осязанию и зрению, но также и в отношении того, что сообразно или несообразно с разумом в человеческих действиях. Мало того, тот же самый человек в разное время различен, и в одно время он хвалит, т. е. называет добром, то, что в другое время он хулит и называет злом. Отсюда возникают диспуты, споры и в конце концов война.
«Левиафан», глава 15
Гоббс был либералом — возможно, единственным, который остаётся актуальным по сей день. Его главные толкователи — консерватор Майкл Оукшотт, марксист Кроуфорд Бро Макферсон и учёный-классицист Лео Штраус — единогласно называют его либеральным мыслителем. Только он может помочь нам понять, почему либеральный эксперимент подошёл к концу.
Либерализм образца 1986 года имел четыре критерия. Классическое либеральное общество:
индивидуалистическое (ставит отдельного человека выше коллектива),
эгалитарное (наделяет всех людей равным моральным статусом),
универсалистическое (провозглашает единую для всех людей мораль),
мелиористическое (основано на вере в возможность усовершенствования общественных институтов и политических систем).
Политическая теория Гоббса содержит все эти идеи. Согласно «Левиафану», люди имеют право отвергнуть любое требование государства, если оно противоречит инстинкту самосохранения; если правитель неспособен защитить людей, они имеют право не подчиняться или свергнуть его. Все люди равны; каждый может умереть от рук другого, и никто не наделён божественным правом на престол. Человеческие потребности универсальны, а различные культурные идентичности второстепенны. Правительство может быть усовершенствовано. Люди могут преодолеть конфликты и научиться жить в мире.
Каждое из этих утверждений верно лишь наполовину. Общество действительно состоит из отдельных людей, однако самосохранение — лишь одна из их потребностей; самого выживания недостаточно. Все люди нуждаются в защите, однако они часто приносят в жертву мир и безопасность ради борьбы за образ жизни, который считают превосходящим все остальные. Основные человеческие блага действительно универсальны, однако ими часто пренебрегают в борьбе за ценности определённого образа жизни. Общество и правительство можно усовершенствовать, однако приобретения могут со временем быть утрачены.
Теория Гоббса была выражением просвещенческой веры в разум. Но в своих трудах Гоббс предстаёт не только как философ-рационалист, а и как теоретик абсурда. Этот другой Гоббс может помочь нам понять, почему либеральная цивилизация канула в прошлое.
Жалкий червь
Тот же, кто должен управлять целым народом, должен постичь в самом себе не того или другого отдельного человека, а человеческий род.
«Левиафан», Введение
Гоббса не раз критиковали за нелестный образ человека, который он рисует, а «Левиафана» называли прославлением атеизма и эгоизма. К концу XVII века в Англии было издано более сотни книг с его критикой. Экземпляры «Левиафана» сжигали даже в Оксфордском университете. Гоббсу пришлось уничтожить свои черновики, чтобы избежать обвинений в ереси. За многими нападками на Гоббса стояли церковники, испытывавшие к нему жгучую ненависть.
Некоторые коллеги Гоббса отвернулись от него. Глава Бодлианской библиотеки, который ранее благодарил его за подаренную книгу, написал эссе, в котором призывал казнить Гоббса за богохульство. Переводчик, который работал над латинской версией «Левиафана», заявил, что никогда не читал книг Гоббса.
Друг Гоббса Джон Обри писал, что он «имел весьма мало книг. Я никогда не видел более 12 в его комнате … Он в течение своей долгой жизни успел прочитать очень много, но созерцаниям он отдавался гораздо чаще, чем чтению. Он любил говорить, что если бы он читал столь же много, как и другие, ему навряд ли удалось знать намного больше, чем обыкновенному начитанному человеку».
Гоббс родился в Уэстпорте 5 апреля 1588 года, в разгар паники, охватившей Англию из-за новостей о скором вторжении испанской Армады. В автобиографическом стихотворении он называл себя «жалким червём» и шутил, что вместе с ним мать родила его близнеца — страх. Отец Гоббса был склонным к алкоголизму клириком, который бросил семью, когда Гоббсу было 16 лет.
Гоббс старался как мог, чтобы избежать нужды, однако несколько раз в жизни оказывался в затруднительном положении. Получив образование в колледже Магдалины, где он, хоть и «не очень увлекался логикой, но овладел ею основательно, считаясь одним из лучших диспутантов», Гоббс стал наставником Уильяма, старшего сына Уильяма Кавендиша, впоследствии первого графа Девонширского. По сути, Гоббс служил своему патрону, Кавендишу, однако имел достаточно свободы. Сопровождая сына своего патрона, он поездил по Европе, познакомившись в ходе этих поездок с Галилеем и другими выдающимися деятелями науки, литературы и политики.
Возможно, что своей долгой жизнью Гоббс обязан именно своему брату-близнецу. Опасаясь за свою жизнь, он в 1640 году уехал в Париж и прожил в изгнании до 1652 года. «Левиафан» был опубликован годом ранее в Лондоне. После восстановления монархии в 1660 году Гоббсу было выделено королевское жалование. В 1675 году он покинул Лондон и провёл остаток жизни в поместьях Кавендишей. Его последними словами были: «Я отправляюсь в своё последнее путешествие и совершаю прыжок в кромешную тьму». Он умер 4 декабря 1679 года в возрасте 91 года.
Несмотря на классическое образование, Гоббс не испытывал почтения к классической философии. Он презирал Платона, Аристотеля и их средневековых последователей. По его мнению, их убеждение в том, что порождённые словами абстракции наделены собственной реальностью, привело человеческий разум к тысячелетиям заблуждений и самообмана.
В классической философии считалось, что существует высшее благо, достижение которого является целью человеческой жизни. Гоббс отвергал данную идею. В 11 главе «Левиафана» он написал:
«… счастье этой жизни не состоит в покое удовлетворённой души. Ибо того finis ultimus (конечной цели) и summum bonum (высшего блага), о которых говорится в книгах старых философов морали, не существует. Да и человек, у которого нет больше никаких желаний, был бы не более способен жить, чем тот, у кого прекратилась способность ощущения и представления. Счастье состоит в непрерывном движении желания от одного объекта к другому, так что достижение предыдущего объекта является лишь шагом к достижению последующего. Причиной этого служит то обстоятельство, что человек стремится не к тому, чтобы наслаждаться один раз и на один момент, а к тому, чтобы навсегда обеспечить удовлетворение своих будущих желаний … И вот на первое место я ставлю как общую склонность всего человеческого рода вечное и беспрестанное желание всё большей и большей власти, желание, прекращающееся лишь со смертью. И причиной этого не всегда является надежда человека на более интенсивное наслаждение, чем уже достигнутое им, или невозможность для него удовлетвориться умеренной властью; такой причиной бывает и невозможность обеспечить ту власть и те средства к благополучной жизни, которыми человек обладает в данную минуту, без обретения большей власти».
Первостепенным побуждением человека является не стремление к власти, а страх, считал Гоббс. Ценности определяются не Богом, а человеком. Материализм Гоббса — одна из причин, по которым он прослыл атеистом. Гоббс возражал на это, что Бог также материален — нечто вроде вечной материи.
Если Гоббс и был атеистом, то совершенно иного рода, чем более поздние атеисты. Современные атеисты не верят в Бога и считают, что люди имеют право переделывать мир по собственной воле. Гоббс же утверждал, что человек обладает свободой воли ничуть не в большей степени, чем любое другое животное:
«Последнее желание или отвращение в процессе обдумывания, непосредственно примыкающее к действию или отказу от действия, есть то, что мы называем волей, подразумевая под этим волевой акт (а не волю как способность) . И животные, которые способны обдумывать, также должны иметь волю ... Воля есть, следовательно, последнее желание в процессе обдумывания» («Левиафан», глава 6).
По мнению Гоббса, люди подобны машинам в том смысле, что их поведение подчиняется законам материи. Однако они — фантазирующие машины, создающие в уме воображаемые миры. В главе 2 «Левиафана» он писал:
«Отсюда проистекает трудность, а в отношении многих представлений — невозможность точного различения между ощущением и сном. Что касается меня, то, принимая во внимание, что во сне я не часто и не постоянно думаю о тех же лицах, местах, предметах и действиях, о которых думаю наяву, и что я не припоминаю во сне такого длинного ряда связанных мыслей, как в другое время, а также ввиду того, что в бодрствующем состоянии я часто замечаю нелепость моих сновидений, но никогда не думаю во сне о нелепости своих мыслей наяву, то я вполне убеждён, что, находясь в бодрствующем состоянии, я не сплю, хотя во сне и воображаю себя бодрствующим».
Сомнения Гоббса разделял его современник Рене Декарт (1596 — 1650), который также считал, что сон трудно отличить от бодрствования. Согласно некоторым источникам, два философа встретились в 1648 году, но, судя по всему, решили, что у них мало общего. Скептицизм у Гоббса сочетался с материализмом. В отличие от Декарта, который постулировал разум, состоящий из иного вещества, Гоббс считал разум частью физического тела.
Было и ещё одно различие. У Декарта скептицизм не заходил дальше Я («Мыслю, следовательно существую», — говорил он). Для Гоббса же Я было не более чем потоком мыслей и желаний. Он отрицал само существование Я и считал людей подвижной материей. В то же время, он был убеждён, что люди могут вести разумную жизнь, руководствуясь его философией.
Вера Гоббса в разум отчасти проистекала из восхищения древней наукой. Обри пишет:
«Будучи в лордовой библиотеке, он увидел на столе открыту книгу, которой оказались "Начала" Евклида, и как раз на 42 положении первой книги. Он прочитал это положение. "Чёрт", — сказал он, — "это невозможно". Тогда Гоббс читает "демонстрацию" положения — разъяснение, которое отсылает читателя к предыдущему изложению. Его Гоббс также пытается читать. То отсылает его к следующему, которое он также читает … в конце концов он убеждается в истинности положения. Так он влюбился в геометрию».
В 1655 году Гоббс объявил, что ему удалось решить древнюю неразрешимую задачу построения квадратуры круга. В определённом смысле, его политическая теория также была попыткой построить квадратуру круга. Если естественное состояние подразумевает взаимное недоверие, то с какой стати кому-то рисковать и соглашаться водружать на престол всемогущего суверена? Гоббс так и не решил проблему первого участника, который решает сдержать обещание, несмотря на то, что у него нет причин считать, что остальные последуют его примеру. Общественный договор, о котором пишет Гоббс, — это миф рационализма.
В 13 главе «Левиафана» он написал:
«… мы находим в природе человека три основные причины войны: во-первых, соперничество; во-вторых, недоверие; в-третьих, жажду славы. Первая причина заставляет людей нападать друг на друга в целях наживы, вторая — в целях собственной безопасности, а третья — из соображений чести. Люди, движимые первой причиной, употребляют насилие, чтобы сделаться хозяевами других людей, их жён, детей и скота; люди, движимые второй причиной, употребляют насилие в целях самозащиты; третья же категория людей прибегает к насилию из-за пустяков вроде слова, улыбки, из-за несогласия во мнении и других проявлений неуважения, непосредственно ли по их адресу или по адресу их родни, друзей, их народа, сословия или имени».
Гоббс знал, что конфликты между людьми проистекают из самых разных причин. Однако в своих трудах он игнорирует наиболее человеческие из них. Другие животные рискуют жизнью ради пищи, партнёра и территории, а также чтобы защитить своё потомство и завоевать первенство в группе. И только люди рискуют жизнью и убивают других людей, чтобы придать жизни смысл или дать выход злости из-за его отсутствия; воплотить некую идею, которая подарит им иллюзию торжества над смертью; а иногда из одной лишь жажды разрушения. Гоббс кажется пессимистом лишь на первый взгляд. Заявляя, что инстинкт самосохранения — это путь к миру, он пишет не как реалист, а как визионер-утопист.
Семь типов абсурдности
«Ибо для мудрых людей слова суть лишь марки, которыми они пользуются для счёта, для глупцов же они полноценные монеты, освящённые авторитетом какого-нибудь Аристотеля, или Цицерона, или Фомы, или какого-либо другого учёного мужа».
«Левиафан», глава 4
Размышления Гоббса о языке — ключ к мало исследованной части его мысли. Он утверждает, что язык делает людей подобными Богу, поскольку «первым творцом речи был сам Бог, который научил Адама, как называть тварей, подобных тем, которые Он ему показал». Владение языком отличает людей от остальных существ. Но оно также является источником тревоги. Люди способны представить себе мир, в котором их больше нет. Вместе с владением языком приходит и осознание собственной смертности.
Способность воображать возможные сценарии, которую даёт язык, также связана с проблемой объединения в группы. Другие животные обитают стаями или стадами. Люди же не объединяются в группы по умолчанию. Возможно, для людей естественно создавать сообщества, однако этим сообществам всегда угрожают другие группы людей. Естественное состояние — это сугубо человеческая ситуация.
Владение языком имеет ещё одно последствие. С появлением абстрактных идей слова становятся более реальными, чем вещи. В 5 главе «Левиафана» Гоббс излагает семь причин абсурдов:
«1. Первую причину абсурдных заключений я приписываю отсутствию метода, тому, что философы не начинают своих рассуждений с определений, т. е. с установления значения своих слов …
2. Вторую причину абсурдных утверждений я приписываю тому обстоятельству, что имена тел даются их акциденциям или имена акциденций даются телам, как это делают те, кто говорит, что вера влита или вдунута, между тем как ничто, кроме тела, не может быть влито или вдунуто во что-нибудь …
3. Третью причину я приписываю тому обстоятельству, что имена акциденций тел, расположенных вне нас, даются акциденциям наших собственных тел, как это делают те, кто говорит: "цвет находится в теле", "звук находится в воздухе" и т. п.
4. Четвёртую причину я приписываю тому обстоятельству, что имена тел даются именам или речам, как это делают те, кто говорит: "существуют всеобщие вещи", "живое существо есть род или всеобщая вещь" и т. п.
5. Пятую причину я приписываю тому обстоятельству, что имена акциденций даются именам и речам, как это делают те, кто говорит: "природа вещи есть её дефиниция", "повеление человека есть его воля" и т.п.
6. Шестую причину я вижу в использовании вместо точных слов метафор, троп и других риторических фигур. Хотя в обиходной речи позволительно, например, сказать "дорога идёт или ведёт сюда или отсюда", "пословица говорит то или это" (хотя дорога не может ходить, а пословица — говорить), но, когда мы рассуждаем и ищем истину, такие речи недопустимы.
7. Седьмую причину я вижу в именах, ничего не означающих, но заимствованных из схоластики и выученных наизусть, таких, как гипостатический, пресуществление, вечное-ныне и тому подобные бессмыслицы схоластов».
Гоббс резюмирует:
«Слова, при которых мы ничего не воспринимаем, кроме звука, суть то, что мы называем абсурдом, бессмыслицей, или нонсенсом. Вот почему, если кто-либо стал бы мне говорить о круглом четырёхугольнике, или об акциденциях хлеба в сыре, или о невещественной субстанции, или о свободном субъекте, о свободной воле или о какой бы то ни было свободе, я не сказал бы, что он ошибается, а сказал бы, что его слова не имеют смысла, т. е. что он говорит абсурд».
Гоббс считал, что человечество может освободиться из-под чар языка, дав словам точные определения. В этом он заблуждался. Как он сам писал, было бы разумнее использовать слова как марки и считать выражаемые ими идеи не более чем отдельными мгновениями в потоке мысли.
Абсурд позволяет придавать жизни смысл посредством бессмыслицы. Показательный пример — слово «человечество». «Человечество» — иногда с заглавной Ч — может быть полезной абстракцией, но приписывать ему агентность — это категориальная ошибка. Когда люди говорят: «мы» должны бороться с социальной несправедливостью или глобальным потеплением, они идентифицируют себя с несуществующим агентом.
«Человечество» — опасная фикция. Когда одни считаются в меньшей степени людьми, чем другие, следующим шагом, как правило, становится их истребление. Приходу Человечества всегда предшествуют массовые убийства.
Куда дует ветер
… люди имеют свободу делать то, что их собственный разум подсказывает как наиболее выгодное для них.
«Левиафан», глава 21
Задачей гоббсовского Левиафана было защищать людей друг от друга. Левиафаны XXI века идут дальше и предлагают некое подобие спасения. Они предлагают обрести смысл жизни в материальном прогрессе и чувстве принадлежности к вымышленным сообществам.
В ХХ веке неограниченная власть была главным врагом людей. Тоталитарные государства не были похожи на традиционные деспотические режимы. Древние тирании подобны дымчатым леопардам; это исчезающий вид. Они убивают только чтобы прокормить себя. Советский Союз, нацистская Германия и маоистский Китай убивали, чтобы улучшить человечество — или ту его часть, которую считали заслуживающей выживания.
Современные неототалитарные государства обещают избавить своих граждан от бремени свободы.
Распад Советского Союза и переход к рыночной экономике в Китае ознаменовал начало эпохи самообмана для Запада. Считалось, что вместе с рынком придёт и свобода, а на смену суверенным государствам придёт новый мировой порядок. Так гласила теория глобализации — смесь сомнительных экономических теорий с милленаристскими политическими фантазиями.
Данная теория была основана на двух мифах. Австрийский экономист Фридрих Август фон Хайек (1899 — 1992), один из самых влиятельных идеологов конца ХХ века, считал, что рыночный капитализм возник в ходе эволюции, а свободный рынок — самая эффективная экономическая система, поэтому в итоге вытеснит все остальные.
Американский политолог Фрэнсис Фукуяма представлял себе эволюцию иначе и ссылался на труды Гегеля (1770 — 1831), который утверждал, что история состоит из череды сменяющих друг друга идей. В своём эссе «Конец истории?» (1989) он утверждал, что «демократический капитализм» станет «окончательной формой правления». В названии вышедшей позже книги «Конец истории и последний человек» (1992) знак вопроса был опущен.
Вера либералов в то, что распространение их ценностей было неминуемым и необратимым, оказалась иллюзией. Считая, что процесс можно ускорить посредством смены режимов, западные правительства развязали миссионерские «войны по выбору». В результате возглавляемого США вторжения в Ирак 2003 года, ИГИЛ освободилось из-под власти светской диктатуры Саддама, а иранская теократия урепилась. Свержение Муаммара Каддафи в 2011 году породило безвластие и борьбу за власть между экстремистскими группировками. Кульминацией западной безрассудности стал вывод американских войск из Афганистана в августе 2021 года после 20 лет бессмысленной оккупации. Назвать все эти инициативы неудачными попытками продвижения демократии было бы преуменьшением.
Фукуяма не утверждал, что в либеральном обществе нет конфликтов. Однако он всё же считал, что только демократический капитализм имеет будущее. В этом смысле, история — история с заглавной И, в которой одной рациональной идее приходит на смену другая — действительно завершилась. Но История, как и Человечество — это фикция. Существуют лишь отдельные смертные люди с их мимолётными историями.
В октябре 1989 года, комментируя пророчество Фукуямы, я сказал:
«То, что происходит с Советским Союзом, — это не конец истории, а её продолжение — причём в том же русле. Все факты указвают на то, что мы движемся назад к исторической эпохе, а не вперёд, к воображаемой пост-исторической эпохе Фукуямы. Это эпоха, в которой политическая идеология — как либерализм, так и марксизм — имеет всё меньше влияния, и на первый план выходят более древние и примитивные силы: националистические, религиозные, фундаменталистские, а вскоре, возможно, и мальтузианские. Вполне может оказаться, что именно статический период идеологической поляризации между Второй мировой войной и сегодняшним днём был отклонением от нормы».
Расцвет и упадок государств — естественная часть истории. В 1990-х годах идея о том, что история и дальше будет идти своим чередом, категорически отвергалась как апокалиптизм. А идея о том, что история завершается установлением демократии в американском стиле, считалась реализмом.
Фукуяма совместил гегелевскую философию истории с хайековской идеологией социальной эволюции. Результатом стала смесь заблуждений с редкими прозрениями. Проблема гегелевской интерпретации истории не в том, что она неверна, а в том, что она совместима практически с любым ходом событий. Пророчества Фукуямы, по крайней мере, имеют то достоинство, что они ошибочны.
Гегель считал историю процессом развёртывания разума. Кульминацией этого процесса для него была Пруссия, в которой он жил. Фукуяма более скромно поместил конец истории в будущем. Триумф либерализма, по его мнению, был близок, но этот момент ещё не настал. Хотя в том, что история завершится торжеством либеральных ценностей, он ничуть не сомневался.
Однако теория Фукуямы идёт вразрез с важнейшим открытием современной науки. Согласно Чарльзу Дарвину, у эволюции нет конечной цели. Человек — не венец эволюции. Естественный отбор вполне может привести к исчезновению человечества. Как Дарвин писал в своей «Автобиографии»: «По-видимому, в изменчивости живых существ и в действии естественного отбора не больше преднамеренного плана, чем в том направлении, по которому дует ветер».
Если существует эволюция общества, то же самое должно быть верно и в отношении неё. Тем не менее, все теории социальной эволюции неизменно постулируют цель, которая почти всегда олицетворяет собой ценности самих теоретиков. Викторианский мыслитель Герберт Спенсер (1820 — 1903), который придумал термин «выживание сильнейших», считал конечной целью капитализм свободной конкуренции. Маркс, который не был согласен с теорией Дарвина, но при этом всё же верил в эволюцию общества, считал конечной целью коммунизм. Фукуяма считал целью демократический капитализм.
Не имеет значения, какому из этих вариантов вы отдаёте предпочтение. Нет никаких признаков того, что какой-либо из них станет реальностью. Поскольку западные страны сами уничтожили либеральные ценности, к торжеству которых предположительно двигался мир, цель пропала из виду.
Непредвзятый взгляд на историю показывает, что нет причин ожидать, будто та или иная форма правления вытеснит все остальные. Всегда будут монархии и республики, тирании и теократии, а также режимы смешанного типа и зоны безвластия. В будущем мир будет таким же, каким был в прошлом: он будет состоять из разнообразных режимов, существующих в условиях глобальной анархии.
Мнимое торжество либерализма и свободного рынка было не эволюционным трендом, а политическим экспериментом, который подошёл к концу. Его результатом стало укрепление режимов, в которых силы рынка являются инструментами государства.
Не Китай стал более похожим на Запад, а Запад — на Китай. И там, и там экономическая система представляет собой разновидность государственного капитализма, а богатство сосредоточено в руках узкого круга людей, имеющих огромное политическое влияние.
Сколько миллиардеров в Центральном Комитете Коммунистической партии Китая точно неизвестно, однако их немало, а в высших эшелонах власти процветает коррупция. В Конгрессе миллиардеров нет, однако в стране в целом уровень неравенства очень высок. США — единственная развитая страна, в которой существует корреляция между серьёзными заболеваниями и низким уровнем доходов. А ещё это страна, в которой богатые люди редко попадают в тюрьму. Многочисленные тюрьмы Америки заполнены бедняками, пожилыми людьми и представителями этнических меньшинств. Значительная часть заключённых в Китае также являются представителями меньшинств, однако богатые тоже рискуют оказаться в тюрьме, если перейдут дорогу государству.
В США богатство даёт власть, тогда как в Китае власть даёт (и отбирает) богатство. В Китае рынок подчинён государству, тогда как западные государства передали власть корпорациям, которые руководствуются исключительно прибылью. Обе системы — это разновидности государственного капитализма, однако отношения между капиталом и государством перевернуты с ног на голову.
По мнению идеологов рынка, приобретение китайскими компаниями западных активов означает, что Китай присоединяется к либеральному порядку. Для самого же Китая это средство колонизации Запада. Когда контролируемые китайским правительством компании инвестировали в британские атомные электростанции, они получили актив, который можно использовать в политических целях. Когда компании вроде Apple и Tesla инвестируют в Китай, они предоставляют стратегическому сопернику заложников. Западный капитализм обречён на поражение в соперничестве с Китаем. Запад может выиграть только в том случае, если лидеры Китая наделают ошибок.
Если и имеет место эволюция, нет причин считать, что она благоволит Западу. Эволюция — это естественный отбор из числа случайных мутаций. Наиболее жизнеспособными будут те режимы, которые окажутся лучше приспособлены к случайному ходу истории и умелее используют возможности, предоставленные случаем.
Системы, в которых силы рынка находятся под контролем правительства, имеют преимущество перед теми, в которых власть принадлежит корпорациям. Западные экономисты утверждают, что в государственном капитализме Китая всегда будет дефицит инноваций. Экономический рост Китая замедляется из-за растущих долгов и загрязнения окружающей среды. Из-за демографического дисбаланса, вызванного политикой «Одна семья — один ребёнок», население стареет быстрее, чем богатеет страна. Политика «Нулевой терпимости к COVID-19» нанесла огромный ущерб. Времена, когда китайская экономика казалась неуязвимым джаггернаутом, прошли.
Но это не значит, что Китай обязательно будет отставать в области науки и технологий. Он уже перегоняет Запад в робототехнике, квантовых вычислениях, виртуальной реальности и системах вооружений. Для Вашингтона остановить уверенную поступь Китая — это стратегический императив. Закон о чипах и науке, подписанный Байденом в августе 2022 года и запрещающий поставки западных полупроводников в Китай, был по сути объявлением экономической войны. Есть опасность, что он может спровоцировать военный ответ, как это было с нефтяным эмбарго в отношении Японии, которое привело к нападению на Перл-Харбор в декабре 1941 года. На этот раз Америка может не победить.
Морская битва в Тайваньском проливе может быть похожей на Цусимское сражение 1905 года, в ходе которого Императорский флот Японии потопил почти всю российскую Тихоокеанскую эскадру. Поражение Российской империи стало сигналом о слабости царизма. Поражение от Китая может оказать схожее влияние на Америку. США — с их зависимостью от Китая в сфере медицинских товаров, финансировании дефицита федерального бюджета и промышленном производстве — могут не захотеть идти на военную конфронтацию.
Это не значит, что роль лидера перейдёт от Америки к Китаю. Индия не допустит такого развития событий (Япония, вероятно, тоже). Результатом борьбы за мировую гегемонию станет мир, в котором гегемонией не обладает никто.
Российский православный Левиафан
Самой тёмной частью царства сатаны является та, которая находится вне церкви Божьей … Поэтому мы ещё ходим во тьме.
«Левиафан», глава 44
Многие западные обозреватели были шокированы, когда в своём обращении к командующим вооружённых сил страны патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил вторжение в Украину, начавшееся 24 февраля 2022 года, и назвал действия армии «активным проявлением новозаветной любви к ближнему». В октябре 2022 года Кирилл также называл Путина «борцом с Антихристом» и «верховным экзорцистом». А помощник главы Совбеза Алексей Павлов, согласно государственному информационному агентству ТАСС, назвал целью путинской «специальной военной операции» «десатанизацию».
Запад не понимает роль религии в российском государстве. Расширяя свою власть после распада Советского Союза, секретные службы запустили щупальца в Русскую православную церковь. Подчинение церкви государству, которое существовало при царизме и советской власти, лишь углубилось в посткоммунистическую эпоху.
Популярное клише гласит, что Путин стал новым царём. На самом же деле он никогда не обладал легитимностью даже наименее популярных царей. Некоторое время он пользовался поддержкой как прагматичный авторитарный правитель, правящий в период относительной свободы и относительного процветания. Но его власть всегда была непрочной и держалась благодаря коалиции организованной преступности и секретных служб.
Если у Путина и есть идеология, то это некая разновидность евразийства, согласно которому Россия — отдельная от Запада цивилизация. Вероятно созданное секретными службами большевиков с целью заручиться поддержкой русской диаспоры, евразийство возникло среди русской интеллигенции в эмиграции в 1920-х годах. Не так давно евразийскую идеологию возродил политолог Александр Дугин.
Путин заигрывал с евразийством, отвергая влияние Запада, однако построенное им государство было основано на западной модели. Секретные службы России — преемники ЧК, тайной полиции, созданной в декабре 1917 года Лениным, который хотел повторить французский Период террора в более крупных масштабах. Как и вождь якобинцев Максимильен Робеспьер (1758 — 1794), Ленин видел в терроре способ искоренения ложных идей.
ФСБ, преемница КГБ и ЧК, составляет костяк российского государства XXI века. Некоторые считают, что большевистский тоталитаризм был лишь продолжением автократии царизма. Однако при сравнении секретных служб царизма и большевизма обнаруживаются существенные различия. Тогда как империя Романовых была традиционным деспотизмом, Советский Союз был новым Левиафаном, стремящимся к созданию человечества нового типа. Это одна из причин, по которым советские секретные службы очень скоро разрослись и стали намного активнее вмешиваться в жизнь людей, чем это было при царизме.
Состоянием на 1895 год, в Охранке служил 161 человек. К 1916 году число служащих выросло до 15 тысяч. Царизм практиковал незаконное насилие, однако Охранка не была инструментом социальной инженерии, тогда как задачей ЧК с самого начала было создание общества нового типа.
Штат ленинской тайной полиции увеличился с 23 человек в декабре 1917 года до 37 тысяч в 1919 году. К 1921 году он состоял уже из четверти миллиона человек. С 1867 по 1917 год в ходе погромов и казней погибло около 25 тысяч. За первые 5 лет советской власти ЧК казнил примерно 200 тысяч человек (не считая погибших в лагерях и в ходе гражданской войны).
Когда коммунистическая партия потеряла власть, исчез единственный институт, который мог сравниться по своему влиянию с КГБ. Прежде секретные службы были государством в государстве. Теперь они стали самим государством. Одновременно выросла роль церкви в жизни государства. В начале 90-х один проницательный российский обозреватель заметил: «В последнее время Русская православная церковь заняла идеологическую нишу, которую когда-то занимала коммунистическая партия».
Внедрение разведчиков в ряды священнослужителей началось ещё на заре советского режима. Вербовка представителей духовенства была повторно утверждена директивой КГБ в июле 1970 года. Патриарх Алексий II, первый постсоветский глава Русской православной церкви и предшественник Патриарха Кирилла, был агентом КГБ, завербованным в 1958 году. Согласно материалам из архивов КГБ, сам Кирилл в молодости также был агентом.
Благословив вторжение в Украину, Кирилл предоставил теологическое обоснование притязаниям, которые Путин изложил в длинной статье «Об историческом единстве русских и украинцев», опубликованной в июле 2021 года. В этой статье, а также в двухчасовом телеобращении перед вторжением, Путин заявил, что Украина — это часть «русского мира», также включающего в себя Беларусь, Молдову, страны Балтии и, возможно, Казахстан. Создал данную область Владимир Великий, положивший начало христианизации Руси в Х веке. Согласно этому мистическому видению, Москва и Киев — это духовные центры единого государства.
Статья Путина была выражением представления о России как «Третьем Риме»; на неё возложена миссия по спасению погрязшего во грехе Запада. Русский православный философ Николай Бердяев (1874 — 1948) писал:
«После падения Византийской империи, второго Рима, самого большого в мире православного царства, в русском народе пробудилось сознание, что русское, московское царство остаётся единственным православным царством в мире и что русский народ единственный носитель православной веры … Доктрина о Москве как Третьем Риме, стала идеологическим базисом образования Московского царства. Царство собиралось и оформлялось под символикой мессианской идеи … Московское православное царство было тоталитарным государством».
Бердяев проводит параллели между московитским мессианизмом и большевистской революцией:
«… смысл революции есть внутренний апокалипсис истории. Апокалипсис не есть только откровение о конце мира, о страшном суде. Апокалипсис есть также откровение о всегдашней близости конца внутри самой истории, внутри исторического ещё времени, о суде над историей внутри самой истории, обличение неудачи истории».
Это глубокий анализ культурных причин Октябрьской революции. Бердяев происходил из дворянской семьи и был правнуком французского офицера, который бежал в Россию в Период террора 1793 года. Большевистская революция вынудила самого Бердяева бежать в обратном направлении. После высылки из советской России он в 1924 году прибыл во Францию на «философском пароходе» Ленина. До этого у Бердяева случился конфликт с главой ЧК Феликсом Дзержинским, который допрашивал его после того, как он был арестован по подозрению в антисоветской деятельности. До революции Бердяева обвиняли в богохульстве за критику старейшин церкви, однако до суда дело не дошло.
Будучи в ссылке, Бердяев не захотел присоединяться ни к одной из православных групп. Он резко критиковал представителей эмиграции, которые отказывались принимать ответственность за падение царизма.
Бердяев считал, что российский коммунизм имеет религиозную сущность: «Русский атеизм в наиболее глубоких своих формах может быть выражен в парадоксе: нужно отрицать Бога, чтобы Царство Божие осуществилось на земле». Нет ничего удивительного в том, что когда коммунистическая светская теократия пала, на смену ей при Путине пришёл более аутентичный теократический режим. Заместитель председателя Государственной Думы Вячеслав Никонов 18 апреля 2022 года объявил: «Это метафизическая борьба между силами добра и зла … Это поистине священная война, и мы обязаны победить».
Однако теократизация российского государства началась поколением ранее. Ещё при Ельцине Русская православная церковь стала частью ключевых государственных институтов, особенно вооружённых сил. Её влияние также проникло в ядерные войска, где теории сдерживания, основанные на объективных рассчётах, сочетаются с эсхатологическими идеями об апокалипсисе и уничтожении мира.
Апокалиптическая риторика фигурирует и в некоторых публичных выступлениях Путина. В марте 2018 года, выступая перед Федеральным собранием, он сказал: «Как гражданин России и глава российского государства хочу задаться вопросом: а зачем нам такой мир, если там не будет России?» В октябре 2018 года на заседании дискуссионного клуба «Валдай» он заявил: «Агрессор должен знать, что возмездие неизбежно, что он будет уничтожен. А мы — жертвы агрессии, и мы как мученики попадём в рай, а они просто сдохнут».
В постсоветском Левиафане «военно-промышленный комплекс пропитан православием. Каждый из компонентов ядерной триады (сухопутный, морской, воздушный) имеет собственного святого покровителя, чьи иконы висят на стенах штаб-квартир и командных пунктов. Крёстные ходы в войсках являются нормой … На каждой крупной военной базе есть гарнизонная церковь, часовня или молельня. Ядерное священство и командиры совместно отмечают религиозные и профессиональные праздники. Парады, церемонии принятия присяги, учения, космические пуски и ядерные испытания сопровождаются молебнами и окроплением святой водой. Ядерные священники принимают участие в миссиях на суше и под водой. Стратегические бомбардировщики освящаются перед боевыми вылетами, а к картам, которые пилоты берут с собой в самолёты, прикрепляются иконы. За атомными подлодками закреплены мобильные храмы. В российских вооружённых силах, и в особенности в ядерных войсках, степень вовлечённости духовенства в патриотическую работу, повышение боевого духа и реабилитацию превратила священников в аналог советских политруков. Круг истории замкнулся. В советские времена в "красных углах" вместо православных икон помещались изображения новых святых марксизма-ленинизма. Теперь советские иконостасы оказались заменены на новые-старые, в которых сочетаются канонические святые и советские воины … Русская православная церковь позиционирует себя как одного из главных хранителей ядерного потенциала страны, а следовательно и одного из главных гарантов национальной безопасности», — пишет Дмитрий Адамский.
В 2007 году в ходе ежегодной пресс-конференции Путин связал православие с ядерным оружием, заявив: «И традиционная конфессия Российской Федерации, и ядерный щит России — те составляющие, которые укрепляют российскую государственность, создают необходимые предпосылки для обеспечения внутренней и внешней безопасности страны».
Бердяев пишет, что «русская мысль — это эсхатологическая мысль», однако отчасти причина здесь в своеобразной истории страны, которая регулярно напоминала об эфемерности человеческой жизни. Если падение царизма было концом прежнего мира, то гражданская война была его похоронами. Она привела к смерти около 12 миллионов человек, погромам, почти полному разрушению экономики, эпидемиям холеры и других забоелваний. В некоторых регионах, охваченных голодом, появились стихийные рынки, на которых продавалось человеческое мясо, а цены зависели от того, как давно умерла жертва. Сама война также была очень жестокой.
Большевики ликвидировали целые социальные группы, которым не было места в новом мире, который они строили. Создание человека нового типа требовало отрезать людей от их культурных корней. В итоге действительно появился человек нового типа, однако он оказался противоположностью того, что хотели создать советские вожди.
Польский журналист Рышард Капущинский пишет:
«Homo sovieticus — продукт истории СССР, значительную часть которой составляют непрерывные массовые миграции, перемещения, переселения и выселения людей. Всё началось ещё в XIX веке с заселения Сибири и ссылок за Урал, а также колониальной экспансии в Азию, но обрело размах только в 1917 году. Миллионы людей теряют крышу над головой и бредут но дорогам. Одни возвращаются с фронтов Первой мировой, другие отправляются на театры войны гражданской. Голод 1921 года обрекает последующие миллионы на скитания в поисках куска хлеба. Дети, которых война и революция лишили родителей, эти миллионы несчастных беспризорников участвуют в голодных крестовых походах по всей стране. Затем толпы пролетариев в поисках работы и хлеба устремляются на Урал и в другие места, где нужны люди для строительства фабрик, комбинатов, шахт, гидроэлектростанций. Свыше сорока лет десятки миллионов отправляют по этапу в бесчисленные лагеря и тюрьмы, рассеянные по всей территории державы. Вспыхивает Вторая мировая война, и новые потоки людей перемещаются во всех направлениях вместе с линиями фронтов. Одновременно в тылу этих фронтов Берия руководит депортацией в глубь Казахстана и в Сибирь поляков и греков, немцев и калмыков. В результате целые народы оказались на чужих землях, в незнакомой среде, в нищете и голоде. Одной из целей всего этого было воспитать человека, лишённого корней, оторванного от своей культуры, своего окружения и пейзажа и потому беззащитного, послушного режиму».
Уничтожение традицонного уклада жизни было важной частью советского проекта. Форсированная индустриализация разрушала сообщества эффективнее, чем крайние формы западного капитализма.
К началу 30-х годов дворянство и интеллигенция практически исчезли. Остатки крестьянства были уничтожены в ходе коллективизации. В августе 1936 года новые коммунистические элиты начали истребляться в ходе сталинских чисток. За террором последовало вторжение нацистов, в противостоянии с которыми погибло более 25 миллионов советских граждан. После окончания Второй мировой войны сотни тысяч советских солдат, побывавших в немецком плену, были отправлены в ГУЛАГ, где многие из них умерли.
Вопреки расхожему мнению, больше всего от коммунизма пострадала не Россия. Монгольская Народная Республика была лабораторией для советского эксперимента по искоренению религии и коллективизации сельского хозяйства. Буддийские ламы истреблялись в огромных количествах, а у кочевников-скотоводов отбирали их скот. К весне 1932 года население Монголии сократилось на треть. Истребления населения в подобных масштабах не было ни в советской России, ни в Китае при Мао. Сопоставимое количество жертв было только при режиме Пол Пота в Камбодже (по разным оценкам, от 13 до 30 процентов населения).
Однако граждане России не были невинными жертвами. Гений тоталитаризма состоит в том, что он делает своих жертв соучастниками своих преступлений. Советский писатель и социолог Александр Зиновьев (1922 — 2006) однажды даже заявил, что правление Сталина было выражением «власти народа». В своей книге «Коммунизм как реальность» он отрицал, что сталинизм был тоталитарной системой:
«Употребление термина "тоталитаризм" в отношении коммунистического общества мешает пониманию последнего. Тоталитаризм есть система насилия, навязываемая населению данной страны "сверху" независимо от социальной структуры населения. Коммунистическая система насилия вырастает из самой социальной структуры населения, т.е. "снизу"».
Было бы справедливее сказать, что советский тоталитаризм уничтожил общество и заключил граждан в паутину взаимных подозрений. Так родился homo sovieticus — гоббсовский одиночка, выживающий, охотясь на других.
Зиновьев считал, что советская система вечна, однако в 1989 — 1991 годах государство, которое казалось нерушимым, распалось. «Шоковая терапия» в экономике по западному образцу обернулась нищетой для значительной части населения. Продолжительность жизни упала до показателей развивающихся стран. Сбережения, накопленные за десятилетия, обесценились. Карьеры оказались разрушены. После неуверенного и непродолжительного лидерства Бориса Ельцина, пришёл Путин и консолидировал власть. Затем, в марте 2022 года канул в прошлое ещё один мир — Путин положил конец периоду относительной свободы и относительного процветания.
Уничтожение одного мира ради создания нового, такого же недолговечного — апокалиптические события являются нормой для истории России. Несмотря на две мировые войны и многочисленные экономические кризисы, уровень свободы и благосостояния в западных странах за последние 100 лет повысился. В этих условиях кто угодно поверит в то, что история — это процесс поступательного развития.
Как только диктатура в бывших фашистских странах пала, возродилось гражданское общество. Российское же общество привыкло к тирании. Если деспотизм будет свержен, далее, скорее всего, последует долгий период хаоса и кровопролития.
Тот факт, что Россия отличается от европейских стран, был известен давно. Французский аристократ маркиз Астольф де Кюстин (1790 — 1857) изложил свои впечатления о стране в «Записках о России», опубликованных в 1843 году. Консерватор, называвший Великую французскую революцию кошмаром, он считал Россию настолько несчастной и привыкшей к тирании страной, что, по его мнению, она могла выжить лишь благодаря завоеванию более свободных стран. «Русский народ утратил способность ко всему, кроме завоевания мира … С тех пор как я в России, будущее Европы видится мне в чёрном цвете», — писал де Кюстин.
Более ранний европейский путешественник, савойский дипломат и реакционер Жозеф де Местр (1753 — 1821), в 1802 году стал сардинским посланником в России и 15 лет прожил в Санкт-Петербурге. Как и де Кюстин, хоть и по другим причинам, де Местр разочаровался в России. Он надеялся увидеть страну, не осквернённую рационализмом Просвещения, однако обнаружил, что российские элиты были без ума от французских философов. Не будучи европейской страной, Россия тем не менее была одержима модными европейскими идеями, а это опасное сочетание. Метаясь между категорическим отвержением европейского модерна и навязчивой идеей перестроить страну по европейской модели, Россия так никогда и не познала свободу и верховенство закона.
Возможно, всё могло бы быть иначе. Если бы царь-реформатор Александр II не был убит в 1881 году, а консерватор-модернизатор Пётр Столыпин — в 1911; если бы последний царь не был таким наивным, а лидер меньшевиков Александр Керенский — таким слабым; если бы Германия не использовала Ленина, чтобы вынудить Россию остановить войну, а союзники не побудили Россию её продолжать; если бы Запад не подталкивал посткоммунистическую Россию к шоковой терапии в экономике. Возможно, если бы что-то из этого не произошло, Россия не пробыла бы всё это время во власти деспотов. А так, мало надежд на то, что страна порвёт со своим тираническим прошлым.
При этом Россия совсем не такая, как хотелось бы верить православной церкви. В нравственной жизни она даже более западная, чем сам Запад. Распад семьи, наркозависимость, самоубийства и аномия — всё это существует в России в ещё больших масштабах, чем в большинстве западных стран. Армия, разведка и экономика пронизаны коррупцией. Россия — это квазитеократия и полноценная клептократия. Идея о том, что Россия в нравственном отношении првосходит Запад — это горячечный бред.
Путинский Левиафан — это дряхлый гигант. Его вооружённые силы состоят преимущественно из бедных представителей нацменьшинств. Менее половины населения — православные; многие другие исповедуют иные разновидности христианства, ислам, буддизм и шаманизм. Чеченская республика является полуавтономным исламским государством с 2007 года, когда Путин назначил её президентом Рамзана Кадырова. Чеченцы-диссиденты воюют на стороне Украины. Русского мира не существует.
Когда 100 лет назад Россия разделилась, мусульманские регионы и Сибирь отделились первыми. Когда распался Советский Союз, независимость обрели Украина, страны Балтии и республики Центральной Азии. Вторжение в Украину может привести к более масштабному распаду — окончательному краху Российской империи.
Западные либералы этому будут только рады, но этот процесс не будет мирным. Почти наверняка он будет сопровождаться кровопролитием, как это было в бывшей Югославии, только в намного более крупных масштабах. Учитывая, что большая часть природных богатств страны сосредоточены в регионах, где живут нацменьшинства, могут разразиться этнические войны за ресурсы. Участники этих войн будут обладать одними из самых крупных арсеналов ядерного оружия в мире. Крах российского деспотизма также может повлечь за собой апокалипсис.
Китайский Паноптикон
С законами государства дело обстоит точно так же, как с законами игры. Всё, о чем договорились все игроки, не является несправедливостью по отношению к кому бы то ни было из них … задача законов, которые являются лишь установленными верховной властью правилами, состоит не в том, чтобы удержать людей от всяких произвольных действий, а в том, чтобы дать такое направление их движению, при котором они не повредили бы самим себе своими собственными необузданными желаниями, опрометчивостью и неосторожностью, подобно тому как изгороди поставлены не для того, чтобы остановить путешественников, а для того, чтобы не дать им сбиться с дороги … Можно было бы думать, что закон хорош, когда он выгоден суверену, хотя бы он не был нужен народу, но это неверно. Ибо нельзя отделить благо суверена от блага народа. Слаб тот суверен, который имеет слабых подданных, и слаб тот народ, суверен которого не имеет власти, чтобы управлять им по своей воле.
«Левиафан», глава 30
Как и путинсккая Россия, Китай Си Цзиньпина претендует на статус цивилизации, отличающейся от западной. Но на самом деле не всё так просто. Режим Си предположительно основан на идеях Конфуция о социальной гармонии. Однако он также является наследником Мао Цзэдуна, который с 1949 по 1970-е годы уничтожил китайскую цивилизацию ради создания утопии по западному образцу. Тоталитарный режим Мао служил фоном для проекта по вестернизации, перенятого у Советского Союза. В Китае Си исповедуется не марксизм-ленинизм, а другие западные идеологии.
Проект Си имеет западные нелиберальные корни. Идеология хиндутвы, которой придерживается премьер-министр Индии Нарендра Моди, испытала влияние западных идей, в которых религия подразумевает общую идентичность, тогда как Индия объединяет множество традиций. Исламистские движения также частично основаны на западных идеологиях, прежде всего большевизме и фашизме.
Некоторые западные аналитики считают, что жизненный опыт Си подтолкнул его к гоббсовским идеям о государстве. Си родился в 1953 году в Пекине и был сыном высокопоставленного члена компартии. Однако позже его отец проиграл внутрипартийную борьбу и пережил унижение. Когда в 1966 году началась «культурная революция», хунвейбины окружили школку, в которой учился Си, и угрожали его убить. Когда в возрасте 15 лет Си был отправлен на «трудовое перевоспитание» в деревню, это, вероятно, спасло ему жизнь. В 2004 году он сказал в интервью, что если бы он остался в столице, то мог и не выжить. Один американский аналитик прокомментировал это так: «Многие из тех, кто пережил схожий опыт в ходе "культурной революции", пришли к выводу, что Китай нуждается в конституционализме и верховенстве права, однако Си Цзиньпин заключил, что необходим Левиафан».
Тем не менее, государство, которое построил Си — это не гоббсовский Левиафан. В своих попытках объединить китайский народ единой национальной культурой Си больше напоминает немецкого правоведа Карла Шмитта (1888 — 1985), чем Гоббса, а система тотальной слежки была предвосхищена в идее Паноптикона, идеальной тюрьмы, проект которой разработал британский философ-утилитарист XIX века Иеремия Бентам (1748 — 1832). В сочетании с марксизмом-ленинизмом эти нелиберальные западные идеи составляют основу режима Си.
Влияние нелиберальных западных идей в современном мире часто недооценивается. Китайская интеллигенция знакома с западной мыслью лучше, чем многие профессора западных университетов. Изучение западных классиков, часто на языке оригинала, пользуется популярностью в китайских университетах. Изучаются и более современные западные мыслители, в том числе Гоббс и Лео Штраус, однако многие китайские интеллектуалы отдают предпочтение Шмитту.
Шмитт приобрёл известность, продемонстрировав влияние теологических идей в юриспруденции. Позже он выдвинул теорию о создании права сувереном, которая способстовала принятию Закона о чрезвычайных полномочиях 1933 года, ставшего заключительным этапом установления нацистского режима. В 1932 году он опубликовал трактат «Понятие политического», в котором утверждал, что законы являются решениями суверена, а политика — это противостояние врагов, то есть разновидность войны.
Вступив в НСДАП через несколько недель после её прихода к власти, Шмитт выступил в поддержку сжигания книг еврейских авторов и предложил помечать научные статьи, написанные евреями, специальной маркировкой. Несмотря на все попытки снискать расположение, он так и не был полностью принят в гроно нацистов. В 1936 году он вынужден был выйти из партии из-за обвинений в оппортунизме. В конце войны он был задержан союзными войсками и провёл более года в лагере для интернированных. Он не раскаивался в своих действиях и продолжал разрабатывать свои теории даже в преклонном возрасте.
Теория Шмитта о создании законов сувереном напоминает идею Гоббса. Однако эти два мыслителя расходятся в своих представлениях о задаче государства. Тогда как по Гоббсу она заключается в защите отдельных людей от насилия (а это, по сути, либеральный взгляд), по Шмитту она состоит в защите единого народа. Именно этот аспект привлекает китайских последователей Шмитта. Если государство и народ — это одно и то же, нацменьшинства вроде тибетцев и уйгуров могут быть репрессированы и даже истреблены во имя всеобщей безопасности.
Идеи немецкого правоведа пришлись как нельзя кстати для легитимизации репрессий Си. В 2020 году пекинский профессор права Чен Дуаньхун упомянул Шмитта в своей речи в поддержку Закона о защите национальной безопасности в Гонконге и заявил, что ликвидация либеральных свобод в бывшей британской колонии — это для Китая вопрос обеспечения своего будущего.
Идея национального государства возникла в Европе, а точнее во Франции периода революции. В начале 1790-х годов якобинцы использовали идею нации для подавления народного Вандейского восстания, казнив более 100 тысяч человек. Строительство национального государства во Франции продолжилось в XIX веке учреждением воинской повинности и единой системы школ. Культурное разнообразие Старого режима было уничтожено.
Этнические чистки были ключевым элементом строительства наций в Европе после Первой мировой войны. Распад империй Габсбургов и Романовых и Османской империи ускорили процесс национального самоопределения, который поддержал президент США Вудро Вильсон Версальским мирным договором 1919 года. Вильсон хотел превратить континент в сообщество гражданских национальных государств. Он, судя по всему, не понимал, что почти в каждом из этих государств были свои меньшинства. Огромные количества людей были высланы или бежали сами — например, 1,5 миллиона греков из Турции и примерно 400 тысяч турков из Греции.
Во время Второй мировой войны этнические чистки переросли в геноцид. Нацисты убили миллионы людей на оккупированных территориях Восточной Европы и попытались полностью истребить евреев. Сталин депортировал народы, в верности которых советскому режиму он сомневался (например, чеченцев и крымских татар), в отдалённые регионы Центральной Азии; многие из них умерли по дороге туда или вскоре после прибытия.
Национальные государства впервые появились в Европе в XIX и XX веках, однако политии, преимущественно состоящие из граждан, имеющих общую этническую принадлежность и культуру, намного старше. Что-то похожее на национальные государства возникло в Европе раннего Средневековья в королевствах франков, лангобардов и данов. Кочевые народы, пришедшие с востока, одними из первых создали государства, основанные на общей культуре.
В Китае национализм зародился ближе к концу Империи Цин (1636 — 1912) как реакция на подчинение страны западными державами. Си попытался придать строительству нации «китайскую специфику», цитируя Хань Фэя, аристократа III века до нашей эры и ведущего идеолога школы легистов, выступавших за централизацию Китайской империи. Сходство действительно есть, однако Си построил более однородное государство, чем любая из империй в истории Китая. Со временем Китай может перестать быть монолитом. Когда Си постареет, начнётся борьба между его потенциальными преемниками. Как это уже не раз случалось в китайской истории, государство может разделиться на враждующие между собой единицы. Или проект по созданию монокультурного китайского государства может быть отброшен, а ему на смену придёт нечто больше похожее на традиционную империю.
Китайский проект тотальной слежки имеет не китайские, а британские корни. Если у общества тотальной слежки и есть создатель, то это Иеремия Бентам. Паноптикон был не только идеальной тюрьмой, в которой за заключёнными можно было следить всё время. Проект был предназначен также для фабрик, работных домов, школ, больниц, психиатрических лечебниц и общества в целом. В тюрьме он сочетался с сегрегацией заключённых, вознаграждением едой и соломой за послушание и наказанием лишением пищи. Заключённые постоянно жили при свете ярких ламп, установленных в стратегических местах.
Идеальная тюрьма Бентама напоминает государство Си сразу в нескольких отношениях. Сегодня камеры, снабжённые технологией распознавания лиц, следят за гражданами в повседневной жизни. Нарушение предписанных правил наказывается при помощи системы социального рейтинга. Базы данных, управляемые Государственным комитетом по развитию и реформам, Народным банком Китая и судебной системой, собирают и анализируют отчёты о поведении каждого граждана и на этом основании определяют его рейтинг. Отрицательный рейтинг может означать потерю возможности путешествовать поездом и самолётом, а положительный даёт приоритетный доступ к медицинским услугам и получению жилья.
Си навязал эти методы контроля уже отчасти деморализованному обществу. При Мао традиционные социальные структуры систематически уничтожались. В ходе «культурной революции» разрушались не только здания. Сотни миллионов людей пострадали как от самих перемен, так и от их последствий.
Синолог Симон Лейс пишет:
«Искусство выживания, которое китайцы довели до совершенства, стало их проклятьем … "Культурная революция" была гражданской войной, не доведённой до логического конца. По оценкам самих китайцев, в насилии "культурной революции" непосредственно участвовало около 100 миллионов человек — либо как палачи, либо как жертвы. Более 90 процентов тех, кто в тот период совершил преступления — убийства, пытки, мародёрство — остаются безнаказанными. Дело не в том, что их не могут найти, а в том, что их просто слишком много. В большинстве случаев они по-тихому вернулись на занимаемые ранее должности. Поскольку самая ожесточённая борьба, как правило, велась между соперничающими группами внутри администраций, фабрик, школ и т.д., сегодня убийцы нередко работают или живут в одних стенах с родственниками, друзьями или сослуживцами своих жертв. Люди, которых избивали, предавали и отправляли в тюрьму их собственные коллеги, вынуждены работать с ними плечом к плечу как если бы ничего не произошло».
Как и в случае со сталинской Россией, главным достижением режима Мао было превращение людей в соучастников своих злодеяний. От насилия «культурной революции» не было спасения. Убийцы становились жертвами, а жертвы — убийцами.
Поскольку режиму Си удалось предотвратить повторную вспышку подобного насилия, есть соблазн сравнить его с гоббсовским Левиафаном, однако последний не занимался исцелением душ. Китайские трудовые лагеря, лаогай, часто сравнивают с ГУЛАГами. Нет сомнений, что китайская система была построена по образцу советской, однако, по словам прошедших через лаогай, главное в китайских лагерях — это «исправление мышления»: заключённые должны впитать ценности китайского государства.
Левиафан Си выполняет схожую функцию в масштабах целого общества. Один из ближайших советников Си, политолог Ван Хунин, утверждает, что китайское государство должно прививать своим гражданам определённые ценности, иначе страну ждёт такое же разложение, какое имеет место в США.
В августе 1988 года Ван, который на тот момент был профессором Фуданьского университета, был приглашён в США Американской ассоциацией политических наук. Впечатления от своего полугодового визита он изложил в книге «Америка против Америки» (1991). По его мнению, бесконтрольный индивидуализм перерастает в нигилизм:
«Нигилизм стал в США повсеместным. Это сокрушительный удар для культурного развития и американского духа. Как следствие, американская система ценностей переживает упадок и страдает вся демократическая система … Если обществу позволить развиваться самому по себе, традиционные ценности будет трудно сохранить; всегда будет тенденция к устранению прошлого … если страна демократическая, нетрудно предсказать, что люди выберут. Кто же тогда будет выполнять эту социальную функцию?»
Ответ Вана: Коммунистическая партия Китая. Под руководством суверена вроде Си Цзиньпина партия может предотвратить погружение в моральную анархию, которая царит в США.
В Китае происходит не просто восстановление диктатуры, а масштабный политический эксперимент: проект, имеющий целью превзойти научные и технические достижения либеральных стран, одновременно сохранив социальную сплочённость при помощи усовершенствованной версии деспотизма. Ван был одним из немногих членов Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, которые сохранили свои посты по итогам XX съезда КПК, состоявшегося в октябре 2022 года в Пекине.
Если Китай сумеет воспользоваться упадком Запада, проект Си может оказаться успешным. Под предводительством гипер-гоббсовского правителя Китай использует нелиберальные западные идеи, чтобы похоронить то, что осталось от либерального Запада.
Закат антропоцена
А когда весь мир окажется перенаселённым, тогда остаётся как самое последнее средство война, которая заботится о всяком человеке, давая ему победу или смерть.
«Левиафан», глава 30
В течение кратковременного периода глобализации после Холодной войны казалось, что установился глобальный либеральный порядок, основанный на законах; некоторые считали, что он сохранится навсегда. Этот либеральный порядок сегодня стал историей. Его конец обнажил реалии, которые он скрывал.
Глобальный порядок, установившийся после Холодной войны, был следствием военного превосходства США, которое начало таять после воен в Ираке и Афганистане. После вторжения в Украину международные отношения перешли в стадию, подобную той, которая существовала перед 1914 годом. Данный конфликт показал хрупкость архитектуры, созданной после Холодной войны. Европейский Союз — это не супергосударство, а криптогосударство, не обладающее достаточной военной мощью, чтобы защитить себя. Чем бы ни закончилась война в Украине, возвращение к статусу-кво, существовавшему до неё, невозможно.
Пока Запад гонялся за призрачными идеями, Россия готовилась к гибридной войне. Путин устроил блокаду одесских портов, обеспечивающих зерном многие страны мира. Столкнувшись с угрозой поражения на поле боя, он распорядился обстреливать инфраструктуру, чтобы лишить мирное население Украины электричества и воды, и пригрозил ядерной эскалацией. Разрушение окружащей среды также стало частью военной стратегии.
В то же время, Большая игра, геополитическое соперничество между империями, получило новый виток. Миллионы электромобилей, ветроэлектрических установок и солнечных батарей потребуют огромного количества природных ресурсов. Батареи содержат литий, никель, кобальт и прочие минералы; это, в свою очередь, требует массовой добычи ресурсов, для которой необходимы нефть, природный газ и уголь. Возобновляемая энергия зависит от ископаемого топлива. Переход на возобновляемые источники энергии, в которые так много было вложено на Западе, — это обман.
Ископаемое топливо составляет 80 процентов используемой в мире энергии. Отказ от него приведёт к банкротству стран, экономика которых основана на торговле им. Падение цен на энергоносители будет иметь катастрофические последствия для таких стран, как Саудовская Аравия, Иран и Россия. Следствием станут анархия и борьба между этническими и религиозными группами за ещё не обесценившиеся ресурсы.
Из-за роста спроса на сырьё приобретает популярность подводная добыча полезных ископаемых. Тающие арктические ледники также предоставляют новые возможности. Россия увеличивает своё военное присутствие в Арктике, а Китай вкладывает крупные средства в разработку полезных ископаемых в данном регионе, намереваясь использовать открывающиеся морские пути для расширения своего влияния на Атлантику. Полюс станет ещё одной зоной геополитической борьбы. Один из последних нетронутых уголков Земли будет разграблен и осквернён.
Технологии, порождающие виртуальные пространства, — это ещё одно измерение. Созданные Meta и другими компаниями кибермиры зависят от материальной инфраструктуры, которая может быть уничтожена в ходе войны, революции или природного катаклизма. Люди, у которых нет электричества или доступа к интернету; люди, спасающиеся от бомбардировок в подвалах или окружённые водой при наводнении, не могут укрыться в виртуальном пространстве. Более того, сами киберпространства — вовсе не мирные и безопасные места. В них также есть конфликты и преступления. Поскольку их материальная инфраструктура полностью зависит от энергии, они не помогают избежать борьбы за природные ресурсы. Метавселенная — это проекция реального мира, а не спасение от него.
Возобновление геополитической борьбы сопровождается возвращением к зависимости людей от планеты.
Майя в Мезоамерике, Аккадская империя в Месопотамии и Кхмерская империя в юго-восточной Азии также были уничтожены из-за перенаселения, засухи и борьбы за ресурсы.
Вера в то, что человек может преодолеть зависимость от природы, — это проявление высокомерия современных людей. Антропоцен — это не эпоха господства человека, а момент, когда само существование человеческого рода висит на волоске. Количество людей на планете имеет здесь решающее значение.
В своём эссе «Опыт о законе народонаселения» Томас Мальтус (1766 — 1834) писал, что когда неконтролируемый рост населения опережает увеличение производства продовольствия, в итоге баланс восстанавливается голодом, войнами или эпидемиями. Мальтус ошибался, считая, что производство продовольствия невозможно существенно увеличить. Современные сельскохозяйственные технологии помогают прокормить огромное количество людей. В 1798 году, когда вышло эссе Мальтуса, в мире было около 800 миллионов людей. К 2022 году их стало 8 миллиардов. Причем не только население выросло в 10 раз — качество жизни многих людей также повысилось.
И всё же, может оказаться, что Мальтус был прав. Рост населения был побочным продуктом углеводородов. Механизация сельского хозяйства, пестициды, гербициды, удобрения, холодильные камеры и клеточные батареи нуждаются в огромных объёмах ископаемого топлива. Индустриализация нарушила баланс в природе.
Принимая во внимание обилие кризисов — дефицит энергоресурсов, изменение климата, пандемии заболеваний и военные конфликты — возможно, что мы являемся свидетелями восстановления баланса, о котором говорил Мальтус.
Если так, то это будет не первый случай в современной истории. В середине XVII века произошёл глобальный по своему масштабу кризис. Вследствие изменения климата, эпидемий и войн во время Малого ледникового периода население планеты сократилось на треть. Те, кто выжил, жили в менее благоприятных условиях. Американский историк Джеффри Паркер пишет, что «для выживших жизнь олицетворялась афоризмом Гоббса о том, что жизнь "одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна"». Рассуждая о военных и политических конфликтах данного периода, он пишет:
«В XVII веке было больше войн, гражданских конфликтов, восстаний и распадов государств, чем в любой другой век в истории. В одном только 1648 году восстания разразились одновременно в России (самой большой в мире стране) и Франции (самой населённой стране Европы); гражданские войны вспыхнули в Украине, Англии и Шотландии; в Стамбуле (самом крупном городе Европы) недовольные подданные задушили султана Ибрагима …
Лишь немногие места в мире избежали последствий изменения погодных условий в XVII веке. В Китае сочетание засухи и скудного урожая, вкупе с повышением налогов, вызвало волну бандитизма и хаоса … Северная Америка и Западная Африка столкнулись с голодом и кровопролитными войнами. В Индии с 1627 по 1630 год засуха и последовавшие за ней паводки привели к смерти более миллиона людей в Гуджарате. В Японии после нескольких неудачных урожаев поднялось восстание на острове Кюсю. Пять лет спустя голод и суровая зима привели к смерти около 500 тысяч японцев».
В начале XXI века рост населения замедлился или прекратился во многих частях света, но по-прежнему продолжается в отдельных странах. Прогнозируется, что население Земли ко второй половине столетия достигнет 10 миллиардов, и только после этого начнёт снижаться. Десять миллиардов людей можно прокормить, однако настолько перенаселённый мир будет очень нестабильным. Биосфера будет уничтожена сельским хозяйством, дикие животные исчезнут, а способность планеты поглощать парниковые газы снизится. По мере того, как климат будет меняться, удержаться от соблазна поэкспериментировать с геоинженерией будет всё труднее.
Предлагаются грандиозные проекты по распылению сернистого ангидрида (SO2) в стратосфере и блокировке солнечного излучения. Засев облаков — введение в состав облаков частиц для увеличения осадков — регулярно практикуется в Китае. В декабре 2020 года Государственный совет КНР объявил о запуске программы по «управлению погодой» на территории, равной площади Индии.
Потенциальные риски геоинженерии очевидны. Планета станет похожа на пациента, жизнь которого поддерживается при помощи диализного аппарата. Постоянно будет угроза того, что система может выйти из строя. Любая неполадка может привести к провалу всего эксперимента.
Есть и другая опасность, о которой часто забывают. Геоинженерия может превратиться в оружие. Американцы использовали засев облаков в ходе операции «Попай» (1967 — 1672) во Вьетнаме с целью продлить сезон дождей и таким образом помешать переброске вьетнамских войск. В 1978 году ООН ратифицировала договор о запрещении военного использования средств воздействия на природную среду, однако учитывая обострение борьбы между сверхдержавами, можно не сомневаться, что природа снова станет оружием.
Высокие технологии — единственный способ достичь баланса между человеком и планетой. Как учит миф о Прометее, технологии — это инструмент господства человека. Они делают возможным то, что Джеймс Лавлок (1919 — 2022), автор Гипотезы Геи, согласно которой Земля представляет собой единый организм, называет устойчивым отказом от господства над планетой.
Воздействие человека на окружающую среду можно ограничить при помощи вертикальных ферм, генетически модифицированных сельскохозяйственных культур и мяса из пробирки. Ископаемое топливо можно заменить водородной энергетикой и модульными ядерными реакторами. Биосферу отчасти можно восстановить и произвести ревайлдинг.
Земле безразличны человеческие режимы. Ей всё равно, капиталистические они или социалистические, авторитарные или либеральные. Значение имеет лишь их воздействие на окружающую среду. Страны, которые рассматривают изменение климата в качестве поучительной истории, в которой они играют роль злодеев, исчезнут или будут поглощены другими, более прагматичными и толстокожими. Выжившие осознают, что изменение климата — это процесс, который люди запустили, но не могут остановить. Единственное, что можно сделать, — это адаптироваться к его последствиям. Возможно, глобальное потепление ускорится настолько, что адаптироваться будет невозможно. В таком случае планета сама внесёт необходимые коррективы и заселит себя заново.
Остановить глобальное потепление может цифровой Левиафан. В 1997 году американский историк науки Джордж Дайсон предсказал «сближение биологии и технологии», которое, по его мнению, предвосхитил Гоббс. «Под рассуждением я подразумеваю … исчисление», — писал Гоббс в первой главе «Основ философии» (1655). Дайсон продолжает: «Мы живём в эпоху воплощённой логики, истоки которой восходят к Томасу Гоббсу. Нам суждено стать свидетелями возникновения новых Левиафанов». Новые разновидности искусственного интеллекта «знаменуют собой конец ложного представления о технологии как господстве людей над природой, а не наоборот». Лавлок в 2019 году предсказывал, что киборги будут заниматься охлаждением планеты: «Мы готовимся передать дар знания новым видам разумных существ».
Антропоцен подходит к концу. Человек перестаёт быть центром жизни на планете, благодаря чему жизнь может продолжаться.
©John Nicholas Gray
Оригинал можно почитать тут.
Comments