Главный старожил бит-поколения Уильям Сьюард Берроуз, почётный торчок Американской академии искусств и литературы с 1981 года, очень любил читать — и делал это лучше многих других охотников убить время интеллигентно. Всё дело в том, что Берроуз читал как писатель: с прицелом скоммуниздить из чужих текстов удачные куски. В своей трёхчастной лекции мастер художественного воровства расскажет, что искусство похоже на пищеварение (не переваришь материал — ничего не выйдет), и покажет, как чтением превратить чужой текст в свой собственный.
Некоторые книги из моего списка сегодня почти забыты, некоторые больше не издаются, а некоторые другие трудно найти; отдельные книги включены в список не на основании их художественной ценности, а как иллюстрация определённой тенденции в литературе, или просто потому что они содержат несколько хороших страниц.
Читать творчески — значит понимать, чего писатель хотел достичь и удалось ли это ему; отмечать его замыслы и уловки; придумывать альтернативные развязки и продолжения; изобретать новых персонажей и новые локации; замечать, когда автор жульничает; осознавать, за счёт чего книга удерживает или не удерживает ваше внимание; а также чувствовать тонкости стиля.
Давайте проанализируем, что происходит, когда вы читаете. Я рекомендую небольшую брошюру о египетских иероглифах под названием «Книга дыхания», в которой объясняется разница между пиктографическим и буквенным письмом. Читая буквенное письмо, мы обычно упускаем из виду тот факт, что написанное слово — это изображение, а предложение из таких слов — последовательность изображений. В случае же с египетским иероглифическим текстом совершенно очевидно, что вы читаете последовательность изображений. Стоит отметить, что даже в египетском письме есть произвольные элементы. К примеру, иероглиф, означающий смерть, изображает человека, который рассекает себе череп топором. Этот иероглиф служит детерминативом, который указывает на то, что слово относится к смерти, убийству или врагу. Но в пиктограмме, означающей смерть, встречается ещё одно изображение — рогатая сова. У каждого египетского писца могла быть собственная характерная сова: надменная, загадочная, зловещая, капризная или печальная. Эти вариации можно сравнить с тем, что мы называем стилем. Таким образом, стиль — это произвольный выбор слов или изображений.
Писатель делает произвольный — а, следовательно, свойственный ему одному — выбор между двумя или более словами с приблизительно одинаковым значением.
Фактор времени имеет огромное значение в чтении. Книга, к которой вы остались безразличны вчера, завтра может оказаться для вас полной смысла. Вот почему я составил данный список. Вы можете вдруг почувствовать интерес к одной из этих книг именно в тот момент, когда она попадётся вам на глаза.
Ещё один решающий фактор, который может повлиять на удовольствия от книги, — это предубеждения и ожидания. Иногда вы ищете в книге то, чего там нет, и, не находя, теряете интерес.
ГЕРОИ
Джозеф Конрад, «Лорд Джим»
Как уже было сказано выше, написанное слово — это изображение. Читая слова, вы смотрите фильм, состоящий из миллионов ассоциаций. Прочитайте абзац из Конрада — и вы увидите Джима в поселении среди джунглей, опирающегося на перила и глядящего на реку. Фильм, который вы увидите, будет состоять из образов, которые вы видели ранее или которые в данный момент возникают в вашем воображении. Само собой, читая одну и ту же книгу, все мы видим разные фильмы. Человек, который побывал на островах, и человек, который видел острова только в документальном кино, увидят не одно и то же. Лично я черпаю своё видение пейзажей в книгах Конрада из личного опыта пребывания в южноамериканских джунглях. Точно так же, читая Фицджеральда, человек, который жил в 20-е годы (как я), увидит другой фильм, по сравнению с человеком, который не жил в эпоху джаза.
Каждый раз, читая книгу, вы видите фильм. Если вы не видите ничего — вы не станете читать.
По моему мнению, назначение искусства состоит в том, чтобы помочь нам установить связь с тем, что мы уже знаем, но не подозреваем об этом. Невозможно донести до человека то, чего он и так уже не знает на определённом уровне. Например, в Средние века люди, жившие на побережье, знали, что Земля круглая. Но они верили, что Земля плоская, потому что так говорила им церковь. Когда Сезанн впервые выставил свои работы, публика пришла в ярость потому что не увидела на картинах ни яблок, ни рыбы. Только после выхода «Улисса» Джойса люди наконец осознали собственный поток сознания. То же самое произошло в 1959 году, когда Брайон Гайсин изобрел метод нарезок. Метод нарезок — это попросту литературная версия коллажа, который применяется в живописи уже более пятидесяти лет. Когда вышла первая книга, сделанная при помощи метода нарезок, она вызвала бурю негодования — в первую очередь, со стороны критиков и других писателей. Нас обвиняли в жульничестве, плагиате и пропаганде обскурантизма.
Когда писатель или художник впервые показывает нечто новое, публика поначалу не видит. Её первая реакция — отрицание, злость и насмешки. Но проходит несколько лет, и у людей вдруг открываются глаза.
Я хочу предложить несколько упражнений, призванных расширить наше поле осознанности путём включения в него того, что мы уже знаем, но не подозреваем об этом. Как и любые другие упражнения, они не являются самоцелью, а лишь служат для развития наблюдательности и осознанности.
Пройдитесь по улице, обращая пристальное внимание на всё, что вы видите и слышите, — и особенно на всё, о чём вы думаете, когда читаете вывески, встречаете людей или замечаете машины. Затем вернитесь домой и запишите всё, что произошло. Смысл этого упражнения — исследование отрезка времени. Оно поможет вам лучше понять природу времени и событий во времени. Это упражнение также можно выполнять с диктофоном, записывая звук во время прогулки, а затем слушая запись и вспоминая происходящее. Это учит нас совершать путешествия во времени (в действительности, мы путешествуем во времени постоянно). Выполняйте это упражнение на протяжении нескольких дней, и вы увидите, что вывески, номера машин и прохожие пытаются вам что-то сообщить. Приведу пример из моего личного опыта: однажды по пути домой из магазина я размышлял о книге под названием «Плетёный человек», главный герой которой — религиозный полицейский. Я вспомнил одну его фразу: «Я — офицер полиции. Когда я задаю вопрос, то ожидаю получить ответ». Именно в этот момент рядом со мной проехала полицейская машина. Подобные вещи происходят постоянно, просто мы не обращаем на них внимания. У некоторых людей из-за этого упражнения развивается паранойя. Я помню, как один студент сказал мне: «Оказывается, всё вокруг наполнено смыслом». Так и есть. Вы также начинаете замечать, что одни и те же люди встречаются вам снова и снова. Вы говорите себе: «А не тот ли это человек, которого я только что видел в магазине?». Нет, этот человек не преследует вас, он просто на одной волне с вами. Помню, как однажды, зайдя в магазин в Нью-Йорке, я заметил молодого парня, и наши глаза встретились. Когда я сел в метро, он сидел напротив меня. Я сказал себе: «Готов поспорить, что он выйдет на улице Франклина». Так и произошло. Это называется синхронией, и это происходит постоянно.
Второму упражнению меня научил главарь мафии из штата Огайо. Замечайте людей прежде, чем они заметят вас. Если вам это удастся, то они, как правило, не заметят вас вовсе — и вы обретёте невидимость. Но затем один человек таки увидит вас. Обратите на него внимание. Я помню, как выполнял это упражнение в метро, и один китаец вдруг поднял голову и посмотрел на меня. Китайцы вообще собаку съели в этой игре. Стоит вам один раз сходить в китайскую прачечную, и они запомнят и вас, и цвет вашей сумки. Тогда как в американской вас не запомнят и с десятого раза.
Представьте, что вы телохранитель. Вместо того, чтобы смотреть прямо перед собой, смотрите по сторонам: на дверные проемы, витрины магазинов, окна и крыши домов. Это упражнение помогает вам в буквальном смысле расширить поле зрения и осознанности. Кстати, очень немногие люди смотрят вверх во время ходьбы.
Попробуйте применить эти упражнения к чтению. Помните, что цель данных упражнений — исследование отрезка времени, а роман — это тоже отрезок времени. Если это хороший роман, то вы найдёте в нём те же самые закономерности.
В жизни есть ещё одно очень важное правило:
молния всегда попадает в одно и то же место дважды.
Если вы столкнулись с определённой ситуацией однажды, считайте, что это предупреждение: вы столкнётесь с ней снова. Любое событие порождает схожие события, потому что события происходят сериями. Так же, как одни и те же люди попадаются вам на глаза снова и снова, одни и те же события повторяются раз за разом. В этом правиле также содержится урок: если вы упустите первую возможность, то упустите и вторую. Обе книги — и «Лорд Джим», и «Великий Гэтсби» — рассказывают именно об этом.
В книге Стивена Кинга «Сияние» фигурирует предупреждение касательно будущих событий, которое принимает форму слова ОВТСЙИБУ. Мне понадобилось три дня, чтобы понять, что это УБИЙСТВО задом наперёд. У Конрада Джим также получает недвусмысленное предупреждение — в форме похлопывания по плечу.
Указания на будущие события всегда где-то на периферии нашего зрения.
Если не заметить предупреждение, то событие застанет вас врасплох, подобно тому, как это случилось с Джимом. Вот момент в книге, когда Джим получает предупреждение:
«На нижней палубе, под гул голосов, он забывался и заранее мысленно переживал жизнь на море, о которой знал из беллетрических книг. Он видел себя: то он спасает людей с тонущих судов, то в ураган срубает мачты, или с верёвкой плывёт по волнам прибоя, или, потерпев крушение, одиноко бродит, босой и полуголый, по не покрытым водой рифам, в поисках ракушек, которые отсрочили бы голодную смерть. Он сражался с дикарями под тропиками, усмирял мятеж, вспыхнувший во время бури, и на маленькой лодке, затерянной в океане, поддерживал мужество в отчаявшихся людях…»
И вдруг что-то происходит:
«Он вскочил на ноги. Мальчики взбегали по трапам. Сверху доносились крики, топот. Выбравшись из люки, он застыл на месте, ошеломлённый».
«Джим почувствовал, как кто-то схватил его за плечо.
— Опоздал, мальчуган! Капитан учебного судна опустил руку на плечо мальчика, как будто собиравшегося прыгнуть за борт, и Джим, мучительно сознавая своё поражение, поднял на него глаза. Капитан сочувственно улыбнулся.
— В следующий раз тебе повезёт. Это тебя научит быть расторопным».
Недвусмысленное предупреждение о том, что произошло на «Патне». А вот он и на «Патне»:
«Нерушимое спокойствие словно придало ему мужества, и он чувствовал — ему всё равно, что бы ни случилось с ним до конца его дней. Изредка он лениво взглядывал на карту, прикреплённую четырьмя кнопками к низкому трёхногому столу, стоявшему позади штурвала. При свете фонаря, подвешенного к пиллерсу, лист бумаги, отображающий глубины моря, слегка отсвечивал; дно, изображённое на нём, было такое же гладкое, как мерцающая поверхность вод».
В этот момент корабль наталкивается на затонувшее судно. Бедствие застаёт его врасплох, так как он слишком увлёкся фантазиями о собственном величии. Мечтательность Джима, вероятно, является компенсацией какого-то события в его детстве, о котором нам неизвестно. Вместо того, чтобы иметь дело с происходящим здесь и сейчас, он на протяжении всей книги совершает бегство в мир вымышленных подвигов. Поведение Джима очень напоминает поведение невротика. Джим бежит с корабля так же, как невротик бежит от реальности. То есть, у Джима есть проблема. Пока он пытается компенсировать её воображаемыми подвигами, реальность застаёт его врасплох. Более того, похоже, что, прыгая с корабля, он потерял сознание. Когда один из инженеров погиб, Джим, как он сам говорит, «споткнулся об его ноги». То есть, он не видел, куда шёл. Затем он говорит: «Я … кажется, прыгнул». Очевидно, что он потерял сознание и не помнит этого. Точно так же невротик забывает травмирующее событие. Джим забыл сам прыжок — остался только позор, от которого он не может избавиться. На суде он также мог сделать другое заявление. Он мог сказать, что у него не было ни времени, ни возможности спасти пассажиров, поэтому он спустил на воду шлюпку и спас собственную жизнь. Или он мог попросту показать присяжным средний палец и уйти. Но тогда это был бы совсем другой персонаж и другая история. Джим реализует классическую судьбу хрупкого романтического героя.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд, «Великий Гэтсби»
Гэтсби не менее романтичен, но гораздо более крепок, чем Джим. Сразу бросается в глаза несоответствие между фальшивым Гэтсби со всеми его ужимками и настоящим Гэтсби, о котором Фицджеральд не упоминает вовсе. Гэтсби ведёт очень успешный нелегальный бизнес, но мы ничего не узнаём об этой его стороне. Вместе этого мы видим довольно неуклюжего лицемера, который арендует большой дом, желая произвести впечатление на Дэйзи. Как Джим живёт в тумане, так и Гэтсби живёт под маской своих глупых ужимок, и мы лишь изредка видим уверенного и расчётливого Гэтсби.
Герой должен умереть, иначе он потеряет свою геройскую сущность.
И Джим, и Гэтсби — романтические герои. Миры, в которых они живут, кардинально отличаются от нашего. Период, описываемый Конрадом, — это период между 1860 годом и Первой мировой войной. Период у Фицджеральда — между вступлением Соединенных Штатов в войну в 1917 году и 1929 годом. Оба мира ещё не омрачены изобретением атомной бомбы и не озарены надеждой на исследование космоса, возможностью изменить человека при помощи генной инженерии или достичь бессмертия посредством клонирования.
Фицджеральд верил в американскую мечту, а Конрад верил в нерушимый кодекс чести. Но Гэтсби и Джим — не более чем мечтатели, причём их мечты довольно ничтожны: американская мечта в представлении Гэтсби больше похожа на вечеринку, а старые колониальные ценности Джима напоминают суеверие.
«Лорд Джим» и «Великий Гэтсби» — это книги о втором шансе. Когда Каррауэй говорит Гэтсби: «Нельзя вернуть прошлое», тот отвечает: «Почему нельзя? Можно!». Мне кажется, именно это Фицджеральд имел в виду, говоря о «последней и величайшей человеческой мечте». Не стоит забывать, что Америка родилась из мечты о втором шансе и новой жизни. Примечательна также сцена с похоронами Гэтсби, на которые пришёл только один человек:
«Он опять снял очки и тщательно протёр их, с одной стороны и с другой.
— Бедный сукин сын! — сказал он».
Именно эти слова сказала на похоронах Фицджеральда Дороти Паркер, что даёт ещё больше оснований отождествлять Фицджеральда с Гэтсби.
Особняк Гэтсби и Патюзан Джима одинаково эфемерны: кажется, будто они могут растаять в любой момент. Говоря о параллелях между двумя книгами, стоит привести ещё два фрагмента. Вот сцена, когда Каррауэй в последний раз видит Гэтсби:
«Его розовый костюм — дурацкое фатовское тряпьё — красочным пятном выделялся на белом мраморе ступеней…»
А вот сцена, когда Марлоу в последний раз видит Джима:
«Сумерки быстро спускались на него с неба, полоска песка уже исчезла у его ног, он сам выглядел не больше ребёнка, потом стал только пятнышком — крохотным белым пятнышком, словно притягивающим весь свет, какой остался в потемневшем небе… И внезапно я потерял его из виду».
Эти отрывки настолько похожи, что у меня нет сомнений в том, что Фицджеральд читал «Лорда Джима» и сознательно или несознательно использовал эту книгу при написании своей.
Джозеф Конрад, «Западные глаза»
Когда роман «Западные глаза» вышел в 1911 году, его ждал финансовый провал. Он по-прежнему остаётся одним из наименее читаемых романов Конрада. Книга повествует о революции, террористах и двойных агентах. Трудно сказать, насколько эта тема могла быть популярной в то время, ведь СМИ тогда только зарождались. Сегодня же, когда терроризм снова в моде, книга может прийтись по вкусу публике.
Главный герой книги, Разумов — обыкновенный молодой человек, трудолюбивый и наделённый здоровыми амбициями. Он планирует построить университетскую карьеру и лет через тридцать стать уважаемым профессором. И вот этого довольно скучного и заурядного молодого человека Конрад втягивает в бурные события. Террорист Халдин, который утверждает, что это он убил мистера де П., хочет укрыться в квартире Разумова, ошибочно считая того сторонником революции. Разумов понимает, что за укрывательство ему светит десять лет в Сибири, а возможно, и смертный приговор. Он пытается избавиться от Халдина, но Халдин уговаривает его найти связного, который должен организовать побег. Разумов находит связного пьяным в стельку и в приступе ярости разбивает черенок от вил о его голову. После этого Разумов решает сдать Халдина полиции.
Скитаясь по улицам, он видит галлюцинацию, в которой Халдин лежит на снегу, преграждая ему путь. Тогда он отправляется к своему покровителю, князю К. (в книге содержится намёк на то, что Разумов — его незаконнорождённый сын), а князь, разумеется, идёт в полицию. Власти считают, что Разумов как-то связан с покушением, и в этом есть доля правды: не будем забывать, что он действительно собирался помочь Халдину бежать, чтобы избавиться от него. Допрос Разумова советником Микулиным — одна из моих любимых сцен. Вот она:
« — Я протестую против фарсовости этого допроса. На мой вкус, вся эта история становится слишком комична. Комедия недоразумений, призраков и подозрений. И посему, с вашего позволения, я удалюсь — просто возьму и удалюсь, — закончил он очень решительно. Он направился к двери. Неспешный голос произнёс: — Кирилл Сидорович.
Разумов, дойдя до двери, обернулся. — Удалюсь, — повторил он. — Куда? — мягко спросил советник Микулин».
Разговор между Карлом и Доктором Бенвэем в «Голом завтраке» был вполне сознательно списан с этого диалога.
©William S. Burroughs
Comments